Прочный фундамент – это хорошо или плохо?
16.03.2008
Вот только несколько названий последних статей петербургского ученого-геофизика А.Г. Гликмана: «Тайна обрушений раскрывается!..», «Как и почему рушатся дома в мирное время», «Геоэкологические факторы аварийности нефтегазопроводов и насосных станций», «О некоторых разновидностях аварий на железных дорогах», «Изыскания для строительства (Пизанская башня в Петербурге)», «От инженерной геологии к инженерной геофизике»…
– Адам Григорьевич, как вы попали в эту область знаний? Ведь по образованию вы радиоинженер? И вместе с тем, если посмотреть только названия некоторых ваших статей на вашем сайте http://newgeophys.spb.ru, то понимаешь, что тема строительства для вас совсем не чужая.
– Так ведь в науке делаешь не то, что хочешь, а то, что получается. Да, был радиоинженером, работал в Горном институте. По заданию руководства разработал сейсмостанцию для шахтных условий. Испытывая ее под землей, обнаружил физический эффект, на основе которого удалось создать методику прогноза аварийной ситуации в условиях угольных шахт. Внезапное обрушение пород кровли дает 50 процентов травматизма во всем мире. А на тех шахтах, которые использовали нашу аппаратуру, это явление стало в принципе невозможно. Вот так и случилось, что занялся геофизикой. И 15 лет прожил в шахтах, как один день – настолько это было интересно.
А знакомство с радиотехникой дает метрологические навыки, без которых невозможны объективные, достоверные исследования в любой области.
– Но если так все получалось, то почему вы ушли из горного дела? Все проблемы решили?
– Понимаете, в мире нет ни одного научного горняцкого коллектива, где бы ни пытались решить эту проблему. Но они все идут примерно в одном и том же и, как оказалось, тупиковом направлении. Наше направление поисков определилось благодаря обнаруженному эффекту. И поэтому, собственно, у нас все получилось. Любой исследовательский метод может быть эффективным, только если он базируется на каком-то реально существующем физическом эффекте.
Ну а тем, у которых ничего не получалось, что же им теперь делать? Они же больше ничего делать не умеют. Не переучиваться же… Проще оказалось заблокировать наши разработки. От нашей аппаратуры отказались. Как объяснили мне на самых высоких этажах тогдашнего Минуглепрома, за травмированного и убитого шахтера платит государство, а за аппаратуру должны платить шахты. Оно им нужно?...
– Но уже сделанная аппаратура на шахтах работает?
– Нет, все уничтожено. Для этого, в общем-то, ничего и делать не нужно. Если не ухаживать за шахтной аппаратурой, она сама умрет. А зато в «настоящей» горной науке теперь все в порядке. Если посмотреть материалы конференций в этой области, то за последние 40 лет – никаких подвижек. В этом «болоте» от нас никакого следа не осталось.
– А что за границей с этой проблемой? Что там с прогнозом обрушения пород кровли?
Вы бы видели методичку для американских шахтеров, где им объясняют, как оценить устойчивость кровли! Обхохочешься! Каменный век, с наших позиций. Ну, ничего, когда-нибудь наши наработки все равно будут использовать. Статьи-то остались. Зато мы на этой разработке столькому научились…
– А как же вы из угольных шахт да в строительство? И тоже, если не ошибаюсь, 15 лет. Вы же в 1993 году покинули Горный институт?
– Как всегда, совершенно случайно. Попробовали мы нашу шахтную аппаратуру на поверхности, с травки, так сказать. И обнаружили, что с ее помощью видны некие объекты, которых ни мы, ни кто-либо раньше никогда не видели. После некоторых поисков оказалось, что объекты эти – зоны тектонических нарушений. Вот уж где экзотика!
– Так… Вот вы уже и тектонические нарушения открыли… По-моему, о них даже в школе рассказывают.
– Так-то оно так, да вот после нескольких лет исследований оказалось, что все, что написано про тектонические нарушения, возникло не в результате экспериментальных исследований, а взято из головы, как некоторые очевидности. Потому что аппаратурного метода их исследования просто раньше не было. Вообще говоря, ничего страшного в этом нет. Познание бесконечно, и почти все, чем мы сегодня пользуемся, совсем недавно еще не было изобретено. Страшно сказать, но сравнительно недавно еще и вольтметра не было.
– А причем здесь строительные проблемы? Что-то я не помню, чтобы в строительной науке упоминались тектонические нарушения.
– Дело в том, что когда мы начали изучать зоны тектонических нарушений, то оказалось, что наличие их вблизи инженерного сооружения является надежным признаком того, что в нем идет процесс разрушения. Еще не зная причинно-следственных связей, мы очень точно прогнозировали разрушение домов и других сооружений.
– Ну, допустим, что это так. Но как же согласовать это с узаконенным перечнем обязательных изыскательских работ?
– Да, вот это как раз наш самый больной мозоль. И пришлось нам заняться изучением инженерно-геологических изысканий.
Обращаю ваше внимание: видите, как в науке все происходит само собой? Наука – ведь это поиск истины. Вот и ищешь всю жизнь…
Итак, инженерная геология. Это колоссальная область, и всяческой литературы, организаций, кафедр и прочего – видимо-невидимо. Бурение, шурфование, задавливание датчиков, геофизические методы, исследование извлеченного из грунта материала и самого горного массива всеми современнейшими методами… Изучал и в теории, и в практике. Но не нашел главного.
Инженерно-геологические изыскания возникли во второй половине XIX века как средство прогнозирования техногенных катастроф, если они происходят по природным, геологическим причинам. А есть ли хоть один случай, когда это удалось? За полтора столетия ни разу не удалось обнаружить причинно-следственных связей между геологическим строением и фактом разрушения инженерного сооружения.
Мы же, еще ничего толком не понимая ни в инженерных изысканиях, ни в строительстве, стали делать то, ради чего была создана вся «инженерка»… Не зная, что это является главным для всей этой области знания, мы начали с прогноза. Но если изыскания этого не дают, то, может быть, мне кто-нибудь скажет, для чего это все существует?
– Да вы всем мешаете жить!
– Ну наконец-то вы начали что-то понимать. Какое счастье, что мы не работаем в Горном институте! А то бы и это пришлось прекратить.
Ну, доложу я вам, что интереснее того, что мы обнаружили, изучая свойства грунта в зонах тектонических нарушений, просто представить себе нельзя. Свойства эти оказались просто парадоксальными. Собственно, как и любое новое знание.
– Ну, что же уж такого нового там может быть?.. Грунт и грунт…
– В том-то и дело, что это не так. Вот зыбучие пески знаете? Там как раз это и происходит, только гораздо медленнее. Но столь же неуклонно. Доводилось ли вам видеть уходящие в грунт крылечки или когда один угол деревенского домика уходит в землю, или когда выемка на дороге настойчиво возникает после ремонта? Это и есть зоны тектонических нарушений. Но маленькие, размером с то же крылечко. А зоны эти могут иметь размеры и гораздо большие. Тогда начинают проваливаться и немалые объекты. Ну мы же все знаем, как неуклонно уходит в землю саркофаг 4-го блока ЧАЭС… Для всех это большая непонятность.
– А почему, кстати, зыбучие пески обладают этой способностью засасывать в себя все?
– Теперь мы это знаем. Как сравнительно недавно обнаружил екатеринбургский ученый, профессор Анатолий Сашурин, в зонах тектонических нарушений проявляется планетарная пульсация. Очень медленное возвратно-поступательное движение горных пород в этих зонах раскачивает и разрушает все, что там находится, в том числе и сами эти породы. А пульсирующие разрушенные породы – это уже не совсем твердая среда. Тут свои законы и явления.
– Если это так, то получается, что грунт в этих зонах подвижный? Но ведь это же изменяет весь режим работы фундамента!
– Вот если бы все так схватывали суть, как вы… А если только часть фундамента попала в эту зону? Тогда сооружение начинает раскачиваться и изгибаться.
И вот здесь происходит то же самое, что в лесу при сильном ветре. Толстые и крепкие деревья ломаются, а тонкие и гибкие остаются целыми. Мощные железобетонные конструкции трещат, как скорлупа ореха, а кирпичные дома, может, и треснут слегка, да так вот, с трещиной, и простоят, покачиваясь, 100 лет.
Из-за этого явления дома, построенные по технологии монолитного строительства, оказались наименее надежными из всех известных вариантов. Какой бы ни был железобетон прочный, планетарной пульсации он противостоять не сможет.
– Знают ли строители о том, что этот саркофаг не просто проваливается, но и разрушается?
– Я-то рассказываю, да строители стараются не слышать. Однако важный ученый от строительных наук, публично дискредитируя наш исследовательский метод, для строительства собственной дачи и для поисков воды на участке обойтись без него не может. Походите по загородным поселкам, деревням, коттеджным городкам, посмотрите, сколько там всего проваливается и разрушается. А когда это происходит с загородными дворцами индивидуального пользования?... Ведь это же парадокс – что чем прочнее фундамент, тем быстрее он разрушается… С ума сойти, как интересно!
– Действительно, это очень интересно. Осталось только, чтобы вам поверили строители…
– Зачем же верить, если можно проверить. Мы ежегодно проводим демонстрационные измерения, и кому интересно, тот в них участвует.
Автор: Беседовал Андрей Петров
– Адам Григорьевич, как вы попали в эту область знаний? Ведь по образованию вы радиоинженер? И вместе с тем, если посмотреть только названия некоторых ваших статей на вашем сайте http://newgeophys.spb.ru, то понимаешь, что тема строительства для вас совсем не чужая.
– Так ведь в науке делаешь не то, что хочешь, а то, что получается. Да, был радиоинженером, работал в Горном институте. По заданию руководства разработал сейсмостанцию для шахтных условий. Испытывая ее под землей, обнаружил физический эффект, на основе которого удалось создать методику прогноза аварийной ситуации в условиях угольных шахт. Внезапное обрушение пород кровли дает 50 процентов травматизма во всем мире. А на тех шахтах, которые использовали нашу аппаратуру, это явление стало в принципе невозможно. Вот так и случилось, что занялся геофизикой. И 15 лет прожил в шахтах, как один день – настолько это было интересно.
А знакомство с радиотехникой дает метрологические навыки, без которых невозможны объективные, достоверные исследования в любой области.
– Но если так все получалось, то почему вы ушли из горного дела? Все проблемы решили?
– Понимаете, в мире нет ни одного научного горняцкого коллектива, где бы ни пытались решить эту проблему. Но они все идут примерно в одном и том же и, как оказалось, тупиковом направлении. Наше направление поисков определилось благодаря обнаруженному эффекту. И поэтому, собственно, у нас все получилось. Любой исследовательский метод может быть эффективным, только если он базируется на каком-то реально существующем физическом эффекте.
Ну а тем, у которых ничего не получалось, что же им теперь делать? Они же больше ничего делать не умеют. Не переучиваться же… Проще оказалось заблокировать наши разработки. От нашей аппаратуры отказались. Как объяснили мне на самых высоких этажах тогдашнего Минуглепрома, за травмированного и убитого шахтера платит государство, а за аппаратуру должны платить шахты. Оно им нужно?...
– Но уже сделанная аппаратура на шахтах работает?
– Нет, все уничтожено. Для этого, в общем-то, ничего и делать не нужно. Если не ухаживать за шахтной аппаратурой, она сама умрет. А зато в «настоящей» горной науке теперь все в порядке. Если посмотреть материалы конференций в этой области, то за последние 40 лет – никаких подвижек. В этом «болоте» от нас никакого следа не осталось.
– А что за границей с этой проблемой? Что там с прогнозом обрушения пород кровли?
Вы бы видели методичку для американских шахтеров, где им объясняют, как оценить устойчивость кровли! Обхохочешься! Каменный век, с наших позиций. Ну, ничего, когда-нибудь наши наработки все равно будут использовать. Статьи-то остались. Зато мы на этой разработке столькому научились…
– А как же вы из угольных шахт да в строительство? И тоже, если не ошибаюсь, 15 лет. Вы же в 1993 году покинули Горный институт?
– Как всегда, совершенно случайно. Попробовали мы нашу шахтную аппаратуру на поверхности, с травки, так сказать. И обнаружили, что с ее помощью видны некие объекты, которых ни мы, ни кто-либо раньше никогда не видели. После некоторых поисков оказалось, что объекты эти – зоны тектонических нарушений. Вот уж где экзотика!
– Так… Вот вы уже и тектонические нарушения открыли… По-моему, о них даже в школе рассказывают.
– Так-то оно так, да вот после нескольких лет исследований оказалось, что все, что написано про тектонические нарушения, возникло не в результате экспериментальных исследований, а взято из головы, как некоторые очевидности. Потому что аппаратурного метода их исследования просто раньше не было. Вообще говоря, ничего страшного в этом нет. Познание бесконечно, и почти все, чем мы сегодня пользуемся, совсем недавно еще не было изобретено. Страшно сказать, но сравнительно недавно еще и вольтметра не было.
– А причем здесь строительные проблемы? Что-то я не помню, чтобы в строительной науке упоминались тектонические нарушения.
– Дело в том, что когда мы начали изучать зоны тектонических нарушений, то оказалось, что наличие их вблизи инженерного сооружения является надежным признаком того, что в нем идет процесс разрушения. Еще не зная причинно-следственных связей, мы очень точно прогнозировали разрушение домов и других сооружений.
– Ну, допустим, что это так. Но как же согласовать это с узаконенным перечнем обязательных изыскательских работ?
– Да, вот это как раз наш самый больной мозоль. И пришлось нам заняться изучением инженерно-геологических изысканий.
Обращаю ваше внимание: видите, как в науке все происходит само собой? Наука – ведь это поиск истины. Вот и ищешь всю жизнь…
Итак, инженерная геология. Это колоссальная область, и всяческой литературы, организаций, кафедр и прочего – видимо-невидимо. Бурение, шурфование, задавливание датчиков, геофизические методы, исследование извлеченного из грунта материала и самого горного массива всеми современнейшими методами… Изучал и в теории, и в практике. Но не нашел главного.
Инженерно-геологические изыскания возникли во второй половине XIX века как средство прогнозирования техногенных катастроф, если они происходят по природным, геологическим причинам. А есть ли хоть один случай, когда это удалось? За полтора столетия ни разу не удалось обнаружить причинно-следственных связей между геологическим строением и фактом разрушения инженерного сооружения.
Мы же, еще ничего толком не понимая ни в инженерных изысканиях, ни в строительстве, стали делать то, ради чего была создана вся «инженерка»… Не зная, что это является главным для всей этой области знания, мы начали с прогноза. Но если изыскания этого не дают, то, может быть, мне кто-нибудь скажет, для чего это все существует?
– Да вы всем мешаете жить!
– Ну наконец-то вы начали что-то понимать. Какое счастье, что мы не работаем в Горном институте! А то бы и это пришлось прекратить.
Ну, доложу я вам, что интереснее того, что мы обнаружили, изучая свойства грунта в зонах тектонических нарушений, просто представить себе нельзя. Свойства эти оказались просто парадоксальными. Собственно, как и любое новое знание.
– Ну, что же уж такого нового там может быть?.. Грунт и грунт…
– В том-то и дело, что это не так. Вот зыбучие пески знаете? Там как раз это и происходит, только гораздо медленнее. Но столь же неуклонно. Доводилось ли вам видеть уходящие в грунт крылечки или когда один угол деревенского домика уходит в землю, или когда выемка на дороге настойчиво возникает после ремонта? Это и есть зоны тектонических нарушений. Но маленькие, размером с то же крылечко. А зоны эти могут иметь размеры и гораздо большие. Тогда начинают проваливаться и немалые объекты. Ну мы же все знаем, как неуклонно уходит в землю саркофаг 4-го блока ЧАЭС… Для всех это большая непонятность.
– А почему, кстати, зыбучие пески обладают этой способностью засасывать в себя все?
– Теперь мы это знаем. Как сравнительно недавно обнаружил екатеринбургский ученый, профессор Анатолий Сашурин, в зонах тектонических нарушений проявляется планетарная пульсация. Очень медленное возвратно-поступательное движение горных пород в этих зонах раскачивает и разрушает все, что там находится, в том числе и сами эти породы. А пульсирующие разрушенные породы – это уже не совсем твердая среда. Тут свои законы и явления.
– Если это так, то получается, что грунт в этих зонах подвижный? Но ведь это же изменяет весь режим работы фундамента!
– Вот если бы все так схватывали суть, как вы… А если только часть фундамента попала в эту зону? Тогда сооружение начинает раскачиваться и изгибаться.
И вот здесь происходит то же самое, что в лесу при сильном ветре. Толстые и крепкие деревья ломаются, а тонкие и гибкие остаются целыми. Мощные железобетонные конструкции трещат, как скорлупа ореха, а кирпичные дома, может, и треснут слегка, да так вот, с трещиной, и простоят, покачиваясь, 100 лет.
Из-за этого явления дома, построенные по технологии монолитного строительства, оказались наименее надежными из всех известных вариантов. Какой бы ни был железобетон прочный, планетарной пульсации он противостоять не сможет.
– Знают ли строители о том, что этот саркофаг не просто проваливается, но и разрушается?
– Я-то рассказываю, да строители стараются не слышать. Однако важный ученый от строительных наук, публично дискредитируя наш исследовательский метод, для строительства собственной дачи и для поисков воды на участке обойтись без него не может. Походите по загородным поселкам, деревням, коттеджным городкам, посмотрите, сколько там всего проваливается и разрушается. А когда это происходит с загородными дворцами индивидуального пользования?... Ведь это же парадокс – что чем прочнее фундамент, тем быстрее он разрушается… С ума сойти, как интересно!
– Действительно, это очень интересно. Осталось только, чтобы вам поверили строители…
– Зачем же верить, если можно проверить. Мы ежегодно проводим демонстрационные измерения, и кому интересно, тот в них участвует.
Автор: Беседовал Андрей Петров
рубрика:
Тенденции и перспективы
