Рафаэль Даянов: Архитектура – профессия взрослых людей
03.07.2009
Реконструкция памятников архитектуры для инвесторов – привлекательная, но весьма рискованная перспектива. Радикальная смена исторической функции объекта или неверно выбранная методика может быть чревата финансовыми потерями. Архитектор Рафаэль Даянов рассказал «Строительному Еженедельнику» о главных проблемах приспособления памятников под новые функции.
– Рафаэль Маратович, каковы главные правила игры при реконструкции исторических объектов?
– Как бы там ни было, почти все исторические объекты сегодня подвергаются приспособлению под нужды общественных зданий. Именно поэтому основные правила игры регламентированы соответствующими СНиП и РНиП (Реставрационные нормы и правила, которые, несмотря на их отмену, являются для нас методическим документом при подходе к памятникам), те, в которых определены нормы, характерные для объектов общественного назначения. В здании должны быть надежные конструкции, к нему должны быть подведены инженерные сети и так далее. Когда мы занимаемся памятником архитектуры, мы вдвойне должны думать о соблюдении СНиП. Исторические конструкции, ослабленные временем и человеческой деятельностью, – одна из специфических проблем памятников архитектуры. Другая проблема связана с функциями, под которые нужно приспособить здание. Если, например, мы превращаем солодовню в выставочный зал или тюрьму – в гостиницу, наша главная задача – сохранить и показать те предметы, которые указали бы на первичную функцию памятника. В свое время мы делали входную зону в Эрмитаж со стороны внутреннего сада. В ходе реставрации мы сохранили чугунную лестницу и печь, спроектированную генералом Амосовым. До реставрации исторические предметы были скрыты в темных углах. Теперь их видят туристы со всего мира.
– Можно ли современное назначение здания определить не заранее, а в процессе его реставрации?
– Да, можно. У нас был любопытный объект, который мы отреставрировали в прошлом году, – Георгиевский зал Инженерного замка. Изначальная функция была понятна – это был зал мальтийских кавалеров. В свое время он был актовым залом закрытого учреждения. Сегодня мы вернули ему тот облик, который был при жизни Павла I. Мы вернули облицовку, которая была утрачена после смерти императора. Воссоздавали ее по сохранившимся кусочкам. Понять, что будет в этом зале, сначала было очень сложно. На выставочный зал, например, этот интерьер не тянет: на мраморную облицовку стен невозможно вешать картины, а поставить скульптурные произведения – слишком тяжело. В результате мы придали функцию торжественного зала, предназначенного для проведения конференций, презентаций. Как правило, именно таких помещений и не хватает в музеях.
– В чем специфика работы с памятниками советского периода?
– К каждому памятнику должен быть индивидуальный подход, независимо от времени постройки здания. Совсем недавно мы впервые воссоздали памятник советской архитектуры – ДК им. В.П. Капранова на Московском проспекте. Здание было построено в 1930-е годы по проекту архитектора Михаила Рейзмана. Не скажу, что это был перл конструктивизма, но объект несет определенную историческую нагрузку. Там был рабочий клуб объединения кожевников. По техническим соображениям здание было снесено. Мы всеми силами постарались воссоздать его в том виде, в каком оно было. Полностью сохранили объемно-пространственное решение ДК им. В.П. Капранова. Функция этого памятника, конечно, изменилась. Сейчас это входная зона в огромную гостиницу, рассчитанную более чем на 500 номеров («Московские ворота». – прим. ред.). Именно в воссозданном ДК им. В.П. Капранова очень хорошо раскрылась вестибюльная зона. Она представляет собой зал, в котором можно проводить различные мероприятия: от концертов до автомобильных выставок. Такие многофункциональные залы сейчас очень востребованы в Европе. Общественная функция бывшего клуба сохранилась. Мне кажется, что важный мотив в современной реконструкции – это сохранение исторических общественных функций. Если место «намолено», люди будут тянуться к нему всегда.
– Конечно, «намоленное» место легче реконструировать под общественные функции. А если это фабрика?
– Да… Когда радикально начинают «ломать» место, вся общественность становится на дыбы. Возьмем свежий пример: комплекс Петроградского городского трамвая (Средний пр. В.О., 77, 79. – прим. ред.), который собираются приспособить под некую «Телефабрику». Конечно, всю историческую часть трампарка надо сохранить, в том числе и систему рельсов, которые подходят к ангарам. Они ведь тоже создают определенную среду. Целостность всей части: административных зданий, депо и рельсов – создаст временную связь. Главное при реконструкции промышленных зданий – сохранить ту часть, которая бы напоминала о первичных функциях объекта. Это касается любых фабрик, заводов, вокзалов и прочего.
– Проблема радикального изменения функций касается не только зданий, но и исторических пространств. Один из сегодняшних примеров – застройка Митрофаньевского кладбища, которая запланирована в проекте «Измайловская перспектива». Как вы считаете, какое назначение может быть у бывшего кладбища?
– Мое мнение однозначное – на кладбище строить нельзя. Это прямое нарушение закона. То, что предполагается построить в программе «Измайловской перспективы», – это воля заказчика. Но надо помнить, что место это уникальное. Здесь расположены и эстонско-финское, и старообрядческое, и холерное кладбища. Здесь же находятся захоронения блокадников. Сейчас мы работаем над проектом создания часовни и поклонного креста на территории Митрофаньевского кладбища, там, где ранее стоял храм. Попытаемся сохранить историю места. Мне кажется, что на Митрофаньевском кладбище можно было бы сделать парковую зону. В этом и есть новая функция для исторического пространства.
– Существует мнение, что бывшие промышленные территории можно реабилитировать только за счет зеленых зон.
– Совершенно справедливо. Мы сплошь и рядом сталкиваемся с тяжелым заражением промышленных площадей. Мы знаем, что в центре города есть экологические бомбы. У Конюшенного ведомства (Конюшенная пл., 1. – прим. ред.), например, земля полностью заражена. Попробуйте пройти там в жаркий день: там стоит тяжелый запах горюче-смазочных материалов. Думаю, рекультивация данной территории – невероятные финансовые средства, и ни один инвестор на это не пойдет. Это, конечно, дело государства. Но сейчас мы имеем памятник федерального значения, который разрушается на наших глазах. Никакая торговля не спасет это здание. Городские власти должны продумать функцию ведомства и в том числе наверняка предусмотреть зеленую зону. Их так мало у нас в городе. Посмотрите вокруг: мы превращаемся в каменный мешок!
– Насколько сложна для вас работа по реконструкции Дома Лобанова-Ростовского?
– С определением функций здесь все было, конечно, легче, потому что изначально это здание строилось как коммерческое. Здание было практически уничтожено до того, как мы пришли на объект. До нас там проводилось множество реконструкций, концов которых найти невозможно. Не хочу оправдывать и подрядчиков, которые вскрыли кровлю здания и оставили памятник «вскрытым» на долгое время. Моя задача, к сожалению, ограничена только разработкой проекта. Мы стараемся сохранить в здании все, насколько это возможно. Живопись в исторических интерьерах здания была полностью утрачена еще в 1960-е годы, во время замены межэтажных перекрытий. Мы будем воссоздавать ее по фотографиям. В тяжелом состоянии были фасады, на которых мы обнаружили множество слоев краски, скрывавшей историческое покрытие. Некоторые участки на фасадах сгнили. Отреставрировать все это – очень непростая работа.
– Вы также создаете проект реставрации Дачи Гаусвальд. Какие, на ваш взгляд, современные функции можно придать этому зданию?
– Нужно исходить из того, что это сугубо частное владение. Мне кажется, что его наиболее вероятная функция – представительство. Между прочим, мы сейчас возвращаем Даче Гаусвальд его историческую функцию – частный дом с представительством. Сейчас это очень характерно для Каменного острова, на котором находится памятник. Мы разрабатываем уже второй проект реставрации (над первым работали пять лет назад). У нас есть исторические фотографии интерьеров дачи, и мы можем воссоздать помещения в том виде, как они выглядели изначально. Сейчас мы ожидаем результатов экспертизы здания, которую проводит Лесотехническая академия по заказу Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры. Какую задачу они поставят – ту и будем выполнять.
– Специфика реконструкции зданий в России отличается чем-нибудь от западных методик?
– Это риторический вопрос. Есть конкретные объекты, конкретные люди и конкретный вид работ. Отличие в том, что на Западе привыкли очень тщательно работать. В России очень плохо обстоит дело с кадрами. Между прочим, вы с этим столкнетесь в любой сфере. Каждый кризис, который наступает в нашей стране, отбрасывает нас назад лет на 5-10. А ведь это целое поколение специалистов. В реставрационной отрасли, например, нет конкуренции, потому что настоящих профессионалов в Санкт-Петербурге мы можем пересчитать по пальцам. Архитектура – профессия взрослых людей. Очень важный мотив в реставрации памятников – это ваша собственная мораль, понимание ответственности, которую вы на себя берете. Это не просто здание спроектировать, это – осуществить связь между прошлым и будущим. Плюс ко всему архитектору-реставратору всегда нужно помнить о том, что здание – это живой организм, и любое внедрение в него может вызвать отторжение. Именно в этом заключается специфика работы реставратора.
– Рафаэль Маратович, каковы главные правила игры при реконструкции исторических объектов?
– Как бы там ни было, почти все исторические объекты сегодня подвергаются приспособлению под нужды общественных зданий. Именно поэтому основные правила игры регламентированы соответствующими СНиП и РНиП (Реставрационные нормы и правила, которые, несмотря на их отмену, являются для нас методическим документом при подходе к памятникам), те, в которых определены нормы, характерные для объектов общественного назначения. В здании должны быть надежные конструкции, к нему должны быть подведены инженерные сети и так далее. Когда мы занимаемся памятником архитектуры, мы вдвойне должны думать о соблюдении СНиП. Исторические конструкции, ослабленные временем и человеческой деятельностью, – одна из специфических проблем памятников архитектуры. Другая проблема связана с функциями, под которые нужно приспособить здание. Если, например, мы превращаем солодовню в выставочный зал или тюрьму – в гостиницу, наша главная задача – сохранить и показать те предметы, которые указали бы на первичную функцию памятника. В свое время мы делали входную зону в Эрмитаж со стороны внутреннего сада. В ходе реставрации мы сохранили чугунную лестницу и печь, спроектированную генералом Амосовым. До реставрации исторические предметы были скрыты в темных углах. Теперь их видят туристы со всего мира.
– Можно ли современное назначение здания определить не заранее, а в процессе его реставрации?
– Да, можно. У нас был любопытный объект, который мы отреставрировали в прошлом году, – Георгиевский зал Инженерного замка. Изначальная функция была понятна – это был зал мальтийских кавалеров. В свое время он был актовым залом закрытого учреждения. Сегодня мы вернули ему тот облик, который был при жизни Павла I. Мы вернули облицовку, которая была утрачена после смерти императора. Воссоздавали ее по сохранившимся кусочкам. Понять, что будет в этом зале, сначала было очень сложно. На выставочный зал, например, этот интерьер не тянет: на мраморную облицовку стен невозможно вешать картины, а поставить скульптурные произведения – слишком тяжело. В результате мы придали функцию торжественного зала, предназначенного для проведения конференций, презентаций. Как правило, именно таких помещений и не хватает в музеях.
– В чем специфика работы с памятниками советского периода?
– К каждому памятнику должен быть индивидуальный подход, независимо от времени постройки здания. Совсем недавно мы впервые воссоздали памятник советской архитектуры – ДК им. В.П. Капранова на Московском проспекте. Здание было построено в 1930-е годы по проекту архитектора Михаила Рейзмана. Не скажу, что это был перл конструктивизма, но объект несет определенную историческую нагрузку. Там был рабочий клуб объединения кожевников. По техническим соображениям здание было снесено. Мы всеми силами постарались воссоздать его в том виде, в каком оно было. Полностью сохранили объемно-пространственное решение ДК им. В.П. Капранова. Функция этого памятника, конечно, изменилась. Сейчас это входная зона в огромную гостиницу, рассчитанную более чем на 500 номеров («Московские ворота». – прим. ред.). Именно в воссозданном ДК им. В.П. Капранова очень хорошо раскрылась вестибюльная зона. Она представляет собой зал, в котором можно проводить различные мероприятия: от концертов до автомобильных выставок. Такие многофункциональные залы сейчас очень востребованы в Европе. Общественная функция бывшего клуба сохранилась. Мне кажется, что важный мотив в современной реконструкции – это сохранение исторических общественных функций. Если место «намолено», люди будут тянуться к нему всегда.
– Конечно, «намоленное» место легче реконструировать под общественные функции. А если это фабрика?
– Да… Когда радикально начинают «ломать» место, вся общественность становится на дыбы. Возьмем свежий пример: комплекс Петроградского городского трамвая (Средний пр. В.О., 77, 79. – прим. ред.), который собираются приспособить под некую «Телефабрику». Конечно, всю историческую часть трампарка надо сохранить, в том числе и систему рельсов, которые подходят к ангарам. Они ведь тоже создают определенную среду. Целостность всей части: административных зданий, депо и рельсов – создаст временную связь. Главное при реконструкции промышленных зданий – сохранить ту часть, которая бы напоминала о первичных функциях объекта. Это касается любых фабрик, заводов, вокзалов и прочего.
– Проблема радикального изменения функций касается не только зданий, но и исторических пространств. Один из сегодняшних примеров – застройка Митрофаньевского кладбища, которая запланирована в проекте «Измайловская перспектива». Как вы считаете, какое назначение может быть у бывшего кладбища?
– Мое мнение однозначное – на кладбище строить нельзя. Это прямое нарушение закона. То, что предполагается построить в программе «Измайловской перспективы», – это воля заказчика. Но надо помнить, что место это уникальное. Здесь расположены и эстонско-финское, и старообрядческое, и холерное кладбища. Здесь же находятся захоронения блокадников. Сейчас мы работаем над проектом создания часовни и поклонного креста на территории Митрофаньевского кладбища, там, где ранее стоял храм. Попытаемся сохранить историю места. Мне кажется, что на Митрофаньевском кладбище можно было бы сделать парковую зону. В этом и есть новая функция для исторического пространства.
– Существует мнение, что бывшие промышленные территории можно реабилитировать только за счет зеленых зон.
– Совершенно справедливо. Мы сплошь и рядом сталкиваемся с тяжелым заражением промышленных площадей. Мы знаем, что в центре города есть экологические бомбы. У Конюшенного ведомства (Конюшенная пл., 1. – прим. ред.), например, земля полностью заражена. Попробуйте пройти там в жаркий день: там стоит тяжелый запах горюче-смазочных материалов. Думаю, рекультивация данной территории – невероятные финансовые средства, и ни один инвестор на это не пойдет. Это, конечно, дело государства. Но сейчас мы имеем памятник федерального значения, который разрушается на наших глазах. Никакая торговля не спасет это здание. Городские власти должны продумать функцию ведомства и в том числе наверняка предусмотреть зеленую зону. Их так мало у нас в городе. Посмотрите вокруг: мы превращаемся в каменный мешок!
– Насколько сложна для вас работа по реконструкции Дома Лобанова-Ростовского?
– С определением функций здесь все было, конечно, легче, потому что изначально это здание строилось как коммерческое. Здание было практически уничтожено до того, как мы пришли на объект. До нас там проводилось множество реконструкций, концов которых найти невозможно. Не хочу оправдывать и подрядчиков, которые вскрыли кровлю здания и оставили памятник «вскрытым» на долгое время. Моя задача, к сожалению, ограничена только разработкой проекта. Мы стараемся сохранить в здании все, насколько это возможно. Живопись в исторических интерьерах здания была полностью утрачена еще в 1960-е годы, во время замены межэтажных перекрытий. Мы будем воссоздавать ее по фотографиям. В тяжелом состоянии были фасады, на которых мы обнаружили множество слоев краски, скрывавшей историческое покрытие. Некоторые участки на фасадах сгнили. Отреставрировать все это – очень непростая работа.
– Вы также создаете проект реставрации Дачи Гаусвальд. Какие, на ваш взгляд, современные функции можно придать этому зданию?
– Нужно исходить из того, что это сугубо частное владение. Мне кажется, что его наиболее вероятная функция – представительство. Между прочим, мы сейчас возвращаем Даче Гаусвальд его историческую функцию – частный дом с представительством. Сейчас это очень характерно для Каменного острова, на котором находится памятник. Мы разрабатываем уже второй проект реставрации (над первым работали пять лет назад). У нас есть исторические фотографии интерьеров дачи, и мы можем воссоздать помещения в том виде, как они выглядели изначально. Сейчас мы ожидаем результатов экспертизы здания, которую проводит Лесотехническая академия по заказу Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры. Какую задачу они поставят – ту и будем выполнять.
– Специфика реконструкции зданий в России отличается чем-нибудь от западных методик?
– Это риторический вопрос. Есть конкретные объекты, конкретные люди и конкретный вид работ. Отличие в том, что на Западе привыкли очень тщательно работать. В России очень плохо обстоит дело с кадрами. Между прочим, вы с этим столкнетесь в любой сфере. Каждый кризис, который наступает в нашей стране, отбрасывает нас назад лет на 5-10. А ведь это целое поколение специалистов. В реставрационной отрасли, например, нет конкуренции, потому что настоящих профессионалов в Санкт-Петербурге мы можем пересчитать по пальцам. Архитектура – профессия взрослых людей. Очень важный мотив в реставрации памятников – это ваша собственная мораль, понимание ответственности, которую вы на себя берете. Это не просто здание спроектировать, это – осуществить связь между прошлым и будущим. Плюс ко всему архитектору-реставратору всегда нужно помнить о том, что здание – это живой организм, и любое внедрение в него может вызвать отторжение. Именно в этом заключается специфика работы реставратора.
рубрика:
Точка зрения
автор:
Марина Голокова
