Петербург как противоречие
У нас особенный город. Изначально построенный по единому плану город разочарований и надежд. Разочарований – потому что из прекрасной петровской мечты о новом Амстердаме превратился в мозаичный мегаполис. Надежд – потому что нарисованный Петербург никуда не исчез, остается только стереть ненужное – и вот он, настоящий современный европейский город.
Начнем не с ХХ века и не с России. Античные города были похожи на современные. Многочисленное население, главная площадь, ансамбли из августейших дворцов, храмов и общественных зданий, дальше – доходные многоэтажки, еще дальше – пригороды-субурбии с садами, латифундиями и общедоступными парками. И прекрасные коммуникации – дороги, водопровод, канализация, даже отопление.
Камзол как кафтан наизнанку
В Средневековье все переменилось. Все города имеют центр – не площадь, а крепость или монастырь – и нарастающие кольца бывших предместий. Cтены на холме, река, центральная площадь, паутина кривых улочек. И одновременно коммуна, доходные дома и квартиры.
Русский средневековый город – почти то же. С маленьким отличием. Коммуны нет, свободы нет, городского уклада жизни нет. А есть сельские дворы.
Петербург же сразу стал строиться по европейскому образцу. Земля нарезалась на участки, прилегающие друг к другу, как в Европе. Богатые горожане теперь жили на европейских авеню – но со старыми рабами и челядью. Петербург – русский город, у нас те же старые деревенские дворы. Только вывернутые наизнанку. Главные хоромы – по красной линии, напомаженные по моде, подравненные по высоте и ширине, а деревня с флигелями, сарайчиками, каретными гаражами – внутри.
Азиатская жизнь в европейском костюме.
Париж как маленький Петербург
Петербург задуман как город античный: главная наша улица и форум – Нева.
Большинство же европейских и старых русских городов – кольцевые. Понятно, что в таких условиях современный город развиваться не может. Приходится планировать. Первым – за исключением Петра Алексеевича – был парижский префект барон Жорж Эжен Осман, который инкогнито приезжал в Петербург за передовым опытом. Вернувшись, префект снес половину средневекового города, проложил два главных диаметра и кольцо бульваров – «кольцо и крест», устроил широкие проезды и главную улицу Елисейские Поля – по образцу Невского проспекта.
В результате усилий барона Париж ушел от «слоеного пирога», и до сих пор ему есть куда развиваться.
Реновация как лекарство
У нас огромный центр города – почти величиной с османовский Париж, появившиеся в начале XIX века рабочие предместья, кольцо заводов по бывшим окраинам и пояс новых районов, примостившихся за старыми заводами.
И море с запада.
То есть «в сухом остатке» – огромное количество депрессивных районов, занятых старыми промпостройками, разрушающимися работными домами и наполненных некачественным жильем. И все они соединены огромными проспектами с помпезными домами, прикрывающими унылые кварталы индустриальных трущоб.
Как видно, для Петербурга остаются два пути – расширение территории и реновация всякого рода «гарлемов».
Первый путь – все более сложный. В Петербурге – земельный голод. Расширение города не может быть бесконечным. В конце концов у нас появятся всевозможные предместья и разовьются города-спутники – как в Париже, Нью-Йорке или Лондоне.
Как видим, второй путь сейчас становится все более предпочтительным. У города почти не остается выбора.
Петербург предпринимает массу усилий, чтобы избавиться от земельного голода. Из центра города выводятся предприятия. Уходят военные части.
Тем не менее на рекультивируемых заводских территориях почти невозможно строить жилье – слишком плохая экология и слишком дорого обходится очистка. Военные части не связаны с остальным городом либо, наоборот, располагаются в лучших местах. То есть строить на их месте жилье опять же невыгодно – или слишком тяжелый район на выселках, или заоблачные цены на землю.
Так что как ни крути, а самое интересное сейчас – реновация застроенных территорий. Эта земля лишена всех минусов. И важный момент: если есть нормальные условия для инвестора, он не пойдет строить в центре города. И не получит протесты общественности и озабоченность ЮНЕСКО.
Начнем не с ХХ века и не с России. Античные города были похожи на современные. Многочисленное население, главная площадь, ансамбли из августейших дворцов, храмов и общественных зданий, дальше – доходные многоэтажки, еще дальше – пригороды-субурбии с садами, латифундиями и общедоступными парками. И прекрасные коммуникации – дороги, водопровод, канализация, даже отопление.
Камзол как кафтан наизнанку
В Средневековье все переменилось. Все города имеют центр – не площадь, а крепость или монастырь – и нарастающие кольца бывших предместий. Cтены на холме, река, центральная площадь, паутина кривых улочек. И одновременно коммуна, доходные дома и квартиры.
Русский средневековый город – почти то же. С маленьким отличием. Коммуны нет, свободы нет, городского уклада жизни нет. А есть сельские дворы.
Петербург же сразу стал строиться по европейскому образцу. Земля нарезалась на участки, прилегающие друг к другу, как в Европе. Богатые горожане теперь жили на европейских авеню – но со старыми рабами и челядью. Петербург – русский город, у нас те же старые деревенские дворы. Только вывернутые наизнанку. Главные хоромы – по красной линии, напомаженные по моде, подравненные по высоте и ширине, а деревня с флигелями, сарайчиками, каретными гаражами – внутри.
Азиатская жизнь в европейском костюме.
Париж как маленький Петербург
Петербург задуман как город античный: главная наша улица и форум – Нева.
Большинство же европейских и старых русских городов – кольцевые. Понятно, что в таких условиях современный город развиваться не может. Приходится планировать. Первым – за исключением Петра Алексеевича – был парижский префект барон Жорж Эжен Осман, который инкогнито приезжал в Петербург за передовым опытом. Вернувшись, префект снес половину средневекового города, проложил два главных диаметра и кольцо бульваров – «кольцо и крест», устроил широкие проезды и главную улицу Елисейские Поля – по образцу Невского проспекта.
В результате усилий барона Париж ушел от «слоеного пирога», и до сих пор ему есть куда развиваться.
Реновация как лекарство
У нас огромный центр города – почти величиной с османовский Париж, появившиеся в начале XIX века рабочие предместья, кольцо заводов по бывшим окраинам и пояс новых районов, примостившихся за старыми заводами.
И море с запада.
То есть «в сухом остатке» – огромное количество депрессивных районов, занятых старыми промпостройками, разрушающимися работными домами и наполненных некачественным жильем. И все они соединены огромными проспектами с помпезными домами, прикрывающими унылые кварталы индустриальных трущоб.
Как видно, для Петербурга остаются два пути – расширение территории и реновация всякого рода «гарлемов».
Первый путь – все более сложный. В Петербурге – земельный голод. Расширение города не может быть бесконечным. В конце концов у нас появятся всевозможные предместья и разовьются города-спутники – как в Париже, Нью-Йорке или Лондоне.
Как видим, второй путь сейчас становится все более предпочтительным. У города почти не остается выбора.
Петербург предпринимает массу усилий, чтобы избавиться от земельного голода. Из центра города выводятся предприятия. Уходят военные части.
Тем не менее на рекультивируемых заводских территориях почти невозможно строить жилье – слишком плохая экология и слишком дорого обходится очистка. Военные части не связаны с остальным городом либо, наоборот, располагаются в лучших местах. То есть строить на их месте жилье опять же невыгодно – или слишком тяжелый район на выселках, или заоблачные цены на землю.
Так что как ни крути, а самое интересное сейчас – реновация застроенных территорий. Эта земля лишена всех минусов. И важный момент: если есть нормальные условия для инвестора, он не пойдет строить в центре города. И не получит протесты общественности и озабоченность ЮНЕСКО.
рубрика:
Хрущевки
автор:
Борис Капитульский