Когда не хочется уходить с работы
14.12.2009
В Службе государственного строительного надзора и экспертизы трудится уникальный человек – профессионал строительной отрасли с 60-летним стажем работы.
Борис Рябинкин, советник начальника Службы, начал свою карьеру в годы Великой Отечественной войны и прошел долгий творческий путь. «Я давно работаю в строительстве, но мне все еще интересно и, что удивительно, не хочется уходить с работы», – говорит Борис Рябинкин.
– С чего началась ваша карьера в архитектуре и строительстве?
– В 1941 году с первых дней Великой Отечественной войны я начал работать в Институте минометного вооружения. В это тяжелое время принимал участие в проектировании – перестройке промышленных зданий под производство военной продукции. В дальнейшем, при наступлении наших войск, участвовал в восстановлении разрушенных производственных объектов для изготовления оборонной продукции, приближенной к фронту.
То, что я имел два образования – архитектура и строительные конструкции, – мне помогло в сложнейших условиях успешно решать многочисленные задачи в проектировании и непосредственно в строительстве.
После войны наш институт переименовали из ИМВ-1 в Гипроприбор. Он начал возрождаться, и я также принимал в этом активное участие, занимая различные должности: главного конструктора, руководителя бригады, главного архитектора и начальника архитектурно-строительного отдела, который имел 110 специалистов и около 50 архитекторов.
Наш институт разрабатывал как промышленные, так и гражданские проекты почти во всех крупных городах Союза и даже за рубежом.
В частности, в Ленинграде построены заводы: «Русские самоцветы», Петродворцовый часовой, «Буревестник», Ленэлектронмаш, научно-исследовательские институты: ЦНИТА, ВНИЭП и многие другие.
Ряд объектов мы запроектировали для зарубежных стран – Китая, Индии, Польши, Болгарии и Кубы. Интересно отметить, что за эти проекты меня наградили орденом Дружбы. Из Гипроприбора, где я проработал 30 лет, я поступил на работу в отдел экспертизы ГлавАПУ с 8 января 1938 года.
– Изменились ли за время вашей работы требования экспертизы? И как?
– Главное, что отличало в 80-е годы работу экспертов моего уровня, – доклад экспертизы на градостроительном совете, который и давал, в конечном счете, разрешение на строительство. Эксперты в области архитектуры, естественно, должны были соблюдать нормативы и бороться с различными излишествами. Со временем служба экспертизы пережила несколько реструктуризаций, получила новые обязанности, а некоторых возможностей была лишена. Так, с переходом в подчинение Главгосэкспертизы мы не могли влиять на архитектурные решения, проект согласовывался главным архитектором города. В 2005 году наша структура вошла в единую Службу госстройнадзора и экспертизы под руководством Александра Орта. Благодаря объединению облегчилась жизнь и строителей, и проектных организаций.
За это время изменились многие нормативные документы, но в основе своей принципы работы остались прежними.
– Сегодня, когда документооборот увеличивается, требования меняются, работать стало сложнее или интереснее?
– На этот вопрос сложно ответить однозначно. Сейчас я в основном занимаюсь архитектурными направлениями. В творческой деятельности архитекторов и конструкторов мало что изменилось, интерес к работе сохраняется, мы приспосабливаемся к новым требованиям. Сейчас резко изменились возможности строительства, а именно – у заказчиков появилась возможность выбирать множество материалов и конструктивных решений, а мы, в свою очередь, следим за соблюдением норм и надежности в эксплуатации. В связи с ухудшением качества проектных материалов работать экспертам стало сложнее.
– Как вы оцениваете современные архитектурные проекты?
– В общем положительно, но, к сожалению, эксперты чаще всего не в состоянии повлиять на архитектурное решение, каким бы нелепым оно ни было. Но случаются и позитивные исключения. Например, на набережной реки Мойки, рядом со зданием Комитета по строительству, есть небольшой трехэтажный дом – памятник архитектуры, во дворе которого инвестор запроектировал шестиэтажное здание со стеклянным фасадом. Я проэкспертировал проект и понял, что если его не изменить, то «стекляшка» задавит историческую застройку. Обратился к главному архитектору города с предложением построить здание уступами, чтобы оно не бросалось в глаза с Исаакиевской площади. Мое предложение было поддержано, и проект переделали, но это один из немногих примеров. Обратных примеров, к сожалению, больше – Владимирская площадь и другие.
– А какие позитивные примеры архитектурных решений вы можете привести?
– Это дело вкуса. Для меня очень интересен проект «Балтийская жемчужина». Это необычный проект с точки зрения конструкций и архитектуры. Здесь комплексно решена большая территория, все продумано до мелочей. Я занимаюсь экспертизой этого объекта и с ответственностью могу сказать, что и он был не без недостатков. Так, мы настаивали на том, чтобы заказчики отказались от открытых лестниц для прохода во внутренний двор, учитывая наши климатические условия, и организовали вход в жилой массив с тротуара, а не с подиума. Такое изменение далось с трудом, и во многом это заслуга нашей службы.
– Какими качествами должен обладать сотрудник Службы?
– Я занимался проектированием на протяжении 30 лет, поэтому стать экспертом для меня было несложно. В коллективе у нас разные сотрудники: кто-то также вышел из строительства и проектирования, но есть и молодые эксперты, которые не прошли еще жизненной школы. Одно могу сказать – экспертом не рождаются, а становятся со временем, получая знания во всех отраслях строительства.
– Есть ли место юмору в вашей работе?
– Чувство юмора иногда бывает опасным в нашей работе, но без него тоже невозможно.
– Расскажите анекдот или байку на строительную тему.
– Во время подготовки города к 300-летнему юбилею мы получили на экспертизу проект лесов для ремонта шпиля Петропавловской крепости. В документах мы обнаружили примечание: «Проектная организация за устойчивость этой системы не отвечает». Нам пришлось самим «отвечать за последствия». Мы изучили все расчеты, а наша начальник отдела конструкций сама забралась по этим лесам на шпиль, чтобы проверить их устойчивость. Есть над чем задуматься.
Борис Рябинкин, советник начальника Службы, начал свою карьеру в годы Великой Отечественной войны и прошел долгий творческий путь. «Я давно работаю в строительстве, но мне все еще интересно и, что удивительно, не хочется уходить с работы», – говорит Борис Рябинкин.
– С чего началась ваша карьера в архитектуре и строительстве?
– В 1941 году с первых дней Великой Отечественной войны я начал работать в Институте минометного вооружения. В это тяжелое время принимал участие в проектировании – перестройке промышленных зданий под производство военной продукции. В дальнейшем, при наступлении наших войск, участвовал в восстановлении разрушенных производственных объектов для изготовления оборонной продукции, приближенной к фронту.
То, что я имел два образования – архитектура и строительные конструкции, – мне помогло в сложнейших условиях успешно решать многочисленные задачи в проектировании и непосредственно в строительстве.
После войны наш институт переименовали из ИМВ-1 в Гипроприбор. Он начал возрождаться, и я также принимал в этом активное участие, занимая различные должности: главного конструктора, руководителя бригады, главного архитектора и начальника архитектурно-строительного отдела, который имел 110 специалистов и около 50 архитекторов.
Наш институт разрабатывал как промышленные, так и гражданские проекты почти во всех крупных городах Союза и даже за рубежом.
В частности, в Ленинграде построены заводы: «Русские самоцветы», Петродворцовый часовой, «Буревестник», Ленэлектронмаш, научно-исследовательские институты: ЦНИТА, ВНИЭП и многие другие.
Ряд объектов мы запроектировали для зарубежных стран – Китая, Индии, Польши, Болгарии и Кубы. Интересно отметить, что за эти проекты меня наградили орденом Дружбы. Из Гипроприбора, где я проработал 30 лет, я поступил на работу в отдел экспертизы ГлавАПУ с 8 января 1938 года.
– Изменились ли за время вашей работы требования экспертизы? И как?
– Главное, что отличало в 80-е годы работу экспертов моего уровня, – доклад экспертизы на градостроительном совете, который и давал, в конечном счете, разрешение на строительство. Эксперты в области архитектуры, естественно, должны были соблюдать нормативы и бороться с различными излишествами. Со временем служба экспертизы пережила несколько реструктуризаций, получила новые обязанности, а некоторых возможностей была лишена. Так, с переходом в подчинение Главгосэкспертизы мы не могли влиять на архитектурные решения, проект согласовывался главным архитектором города. В 2005 году наша структура вошла в единую Службу госстройнадзора и экспертизы под руководством Александра Орта. Благодаря объединению облегчилась жизнь и строителей, и проектных организаций.
За это время изменились многие нормативные документы, но в основе своей принципы работы остались прежними.
– Сегодня, когда документооборот увеличивается, требования меняются, работать стало сложнее или интереснее?
– На этот вопрос сложно ответить однозначно. Сейчас я в основном занимаюсь архитектурными направлениями. В творческой деятельности архитекторов и конструкторов мало что изменилось, интерес к работе сохраняется, мы приспосабливаемся к новым требованиям. Сейчас резко изменились возможности строительства, а именно – у заказчиков появилась возможность выбирать множество материалов и конструктивных решений, а мы, в свою очередь, следим за соблюдением норм и надежности в эксплуатации. В связи с ухудшением качества проектных материалов работать экспертам стало сложнее.
– Как вы оцениваете современные архитектурные проекты?
– В общем положительно, но, к сожалению, эксперты чаще всего не в состоянии повлиять на архитектурное решение, каким бы нелепым оно ни было. Но случаются и позитивные исключения. Например, на набережной реки Мойки, рядом со зданием Комитета по строительству, есть небольшой трехэтажный дом – памятник архитектуры, во дворе которого инвестор запроектировал шестиэтажное здание со стеклянным фасадом. Я проэкспертировал проект и понял, что если его не изменить, то «стекляшка» задавит историческую застройку. Обратился к главному архитектору города с предложением построить здание уступами, чтобы оно не бросалось в глаза с Исаакиевской площади. Мое предложение было поддержано, и проект переделали, но это один из немногих примеров. Обратных примеров, к сожалению, больше – Владимирская площадь и другие.
– А какие позитивные примеры архитектурных решений вы можете привести?
– Это дело вкуса. Для меня очень интересен проект «Балтийская жемчужина». Это необычный проект с точки зрения конструкций и архитектуры. Здесь комплексно решена большая территория, все продумано до мелочей. Я занимаюсь экспертизой этого объекта и с ответственностью могу сказать, что и он был не без недостатков. Так, мы настаивали на том, чтобы заказчики отказались от открытых лестниц для прохода во внутренний двор, учитывая наши климатические условия, и организовали вход в жилой массив с тротуара, а не с подиума. Такое изменение далось с трудом, и во многом это заслуга нашей службы.
– Какими качествами должен обладать сотрудник Службы?
– Я занимался проектированием на протяжении 30 лет, поэтому стать экспертом для меня было несложно. В коллективе у нас разные сотрудники: кто-то также вышел из строительства и проектирования, но есть и молодые эксперты, которые не прошли еще жизненной школы. Одно могу сказать – экспертом не рождаются, а становятся со временем, получая знания во всех отраслях строительства.
– Есть ли место юмору в вашей работе?
– Чувство юмора иногда бывает опасным в нашей работе, но без него тоже невозможно.
– Расскажите анекдот или байку на строительную тему.
– Во время подготовки города к 300-летнему юбилею мы получили на экспертизу проект лесов для ремонта шпиля Петропавловской крепости. В документах мы обнаружили примечание: «Проектная организация за устойчивость этой системы не отвечает». Нам пришлось самим «отвечать за последствия». Мы изучили все расчеты, а наша начальник отдела конструкций сама забралась по этим лесам на шпиль, чтобы проверить их устойчивость. Есть над чем задуматься.
рубрика:
5 лет на «отлично»
